Бабочка в пивном бокале. Иронический роман на русском языке - Николай Щербаков

– С кем это, с вами?

Санёк наморщил лоб, пытаясь сообразить, где у странного Бориса кончается юмор и начинается серьёзный разговор. Хлебнул добрую порцию из кружки, аккуратно поставил её чуть в стороне и подвинул к себе пакетик с рыбкой. Достал одну и начал ногтем сдирать шкурку. На нового знакомого поглядывал, ожидая ответа. Борис тоже достал из этого же пакетика рыбку и понюхал.

– Какая удобная штука, а? – ещё раз понюхал её и заявил – только вот воняет она, черт знает чем. Как будто и рыбой вяленой, а как будто и плесенью какой то, а? Как вы её едите?

– Опять? Кто это, вы? Не понял, Боря? Мы ведь договорились? Чего-то ты темнишь. Ты чё?

Санька даже качнуло на стуле от искреннего непонимания. Э-э…, что не говори, а была в Борисе загадка. И в разговоре и в его поведении. Это обращение на «вы», хотя сам ведь предлагал на «ты». И то, что он постоянно оглядывался по сторонам, как будто он не в баре сидит, а в «Дисней Лэнде» каком нибудь, а вокруг него чудовища бродят. Да и на «вы» он обращался, нетрудно было понять, не к нему лично, а к кому-то всем, кто его окружал. Всё это чудно было и не понятно. А может он чокнутый? Может он сам себя за инопланетянина держит? А я тут с ним тары-бары развожу, пришло на ум Саньку.

– Слышь, Борис, ты чего не отвечаешь? Может у тебя крыша едет?

Александр Иванович даже кружку поставил почти на средину стола и чуть отодвинулся вместе со стулом.

– Что значит, крыша едет? Ты думаешь, что я сумасшедший?

– Не, Боря, ты сам себя послушай, ты же все время хрень какую-то несёшь, загадками говоришь. И сидишь ты, как с неба свалился, оглядываешься.

– Санёк, погоди, не дёргайся, – Борис бережно, как будто боясь спугнуть, взял за руку Санька, – я сейчас всё объясню. Давай ещё по кружавочке, а я пока обдумаю всё, решусь, и всё тебе объясню. Тут, видишь, какое дело, не всё так просто.

Борис хорошенько приложился к кружке, решительно поставил её на стол и, подняв на Санька неверный взгляд, вдруг предложил:

– А может по водочке?

– Э-э, нет, – выставил перед собой ладонь Санёк, – давай колись. На что это ты там решиться должен, а?

– Ну, ладно.

Борис обречённо махнул рукой и странно подняв к потолку шатра глаза и разведя в стороны руки, будто собираясь молится, пробурчал:

– Я этому человеку всё скажу, а там, как хочешь. Иначе я не могу.

Странно помолчал, всё так же глядя в потолок, ещё более странно кивнул и схватил за руку уже поднявшегося со стула, с удивлением смотрящего на него, Санька.

– Санёк, братишка, ну погоди, не убегай. Что ты, ей-богу, как маленький. Ну, будь мужиком. Присядь. Сейчас я всё расскажу, и если ты после этого уйдёшь – всё, я тебя больше не держу.

Он встал и почти силой усадил приятеля на стул. Тот оторопело и молча продолжал смотреть на Бориса. Вот влип, крутилось у Санька в голове. Расслабился, блин. Как я сразу не разобрался. Он же только что из «дурки», или сектант какой нибудь. А я с ним пиво пью. На хрена бы мне такая история? Нет, сейчас встану и уйду. Вот надо только ему за кружку пива заплатить. И полез в карман. А чего там брать? Деньги то там только на кошачьи сортиры. Санёк растерянно откинулся на спинку стула. А Борис вдруг пересел на стул, стоящий между ними, подвинул его ближе и, глянув на собеседника вдруг ясными, протрезвевшими глазами, заговорил так, будто маленького ребёнка уговаривал.

– Ты выслушай, не вскакивай, я ведь тебе ничего плохого не скажу и не сделаю. Я с тобой поделюсь своими проблемами, а там как знаешь. Я понимаю, что всё, что я тебе сейчас расскажу, тебе абсурдом покажется, но это действительно так, как я тебе расскажу.

Видя, что Санёк молчит, продолжил, понизив голос и глядя в стол.

– Вот скажи мне, какой сейчас год?

– Чего?

– Ты не нервничай, просто скажи, какой-сейчас-год?

– Ох, блин, ну и влип же я! Ну, две тысячи седьмой, и что?

– Вот! И что. Тебе это вроде как так и надо, да? А я это только на пивной наклейке прочитал. Понимаешь? Я ведь из тысяча девятьсот семьдесят седьмого года. Сечёшь? Из… тридцать лет… назад.

Сказав это, он спешно положил руку на ладонь Санька, по-видимому, предполагая, что тот сейчас вскочит и бросится убегать. Но тот молча продолжал сидеть и тупо глядеть на говорившего.

– Ну, понятно. Ни хрена ты мне не веришь. Я ведь вижу, ты на меня, как на идиота смотришь. Ладно. Молчи. А я попробую тебе по порядку все рассказать, – хмыкнул, – если успею. Пока ты не сбежал. Я вот представляю, что если бы мне такую же галиматью несли, я бы тоже или сбежал, или бы скорую вызвал. Из дурдома. Так ведь, Санёк?

Санёк молчал. Руками ухватился за стул под задницей, так же тупо смотрел на Бориса и молчал. Видно было, что ближайшие несколько минут он ничего не предпримет. Ступор полный.

– Ладно, слушай. У меня ведь всё это недавно. Буквально несколько дней назад произошло. Хотя, что это я говорю. Несколько дней. Это ведь смотря от чего считать. Или ты понимаешь? А? Ну ладно. В общем, сижу я дома. Жена на работе. Ага. А она попросила меня погладить постельное бельё. А я это в лёгкую. Мне, ты знаешь, это в охотку. Приготовить или помочь что нибудь ей по хозяйству – я с удовольствием. Ну, вот такой я, – расставил в стороны руки, – да я же тут рядом живу, через пару кварталов, – наморщил лоб, – подожди, или жил? Эх, чёрт! Ну ладно. Расскажу до конца, а потом разберёмся. Так вот. Все дело в утюге. Толи шнур где то перетерся, толи ещё какая-то хрень, только долбануло током так, что я с копыт слетел. Представляешь? И, видимо, сознание потерял. А когда в себя пришёл, чувствую, как будто кто-то говорит мне что-то. Вставай, мол, жена вот-вот придёт с работы. А ты валяешься как половая тряпка у порога. Не боишься напугать её? Вот такую херню я слышу. И я, ты понимаешь, сознаю, что это не голос. А как будто думаю я об этом. И как будто и не я это думаю. Как будто кто-то мне эти мысли навязывает, что ли. Нет. Я это объяснить не смогу. Но я тогда же и понял, что это не я сам себе отвечаю. Это кто-то мне внушает. У меня, как ты говоришь, чуть крыша не поехала. Представляешь? Когда вопрос – ответ начались. То есть я сам себя спрашиваю и получаю ответ. То есть я сам себя спрашиваю, мол, что это со мной случилось, чего это я валяюсь на полу? А мне ответ. Током тебя, милейший, стукнуло, осторожнее надо быть. Ага. И что же, я спрашиваю, что стукнуло, что это значит, живой я или нет? Да живой, получаю ответ. Живее всех живых. Ты представляешь, – понизил голос почти до шепота, – так и слышу: «живее всех живых». То есть, как Владимир Ильич.

Борис откинулся на спинку стула и расстроился.

– Эх, ёшкин кот! Ни хрена ты мне не веришь. Я же вижу. Ну, Сань, ну пойми ты меня. Я ведь тебя выбрал, потому, что ты мне показался серьёзным мужиком. Без тараканов в голове. Ну, думаю, вот этот мужчина меня поймёт. Трудно мне одному.

Окончательно расстроившись, он откинулся на спинку стула, вытянул под столом ноги, зацепив при этом ноги Санька. Но не извинился. Даже, я бы сказал, демонстративно не извинился. И помолчав, глядя на всё ещё застывшего, ошарашенного собеседника вздохнул и, тронув его за руку, сказал:

– Слышь, приятель, ладно…, считай, что я пошутил. Больше я тебе голову морочить не буду. Я понимаю, – махнул рукой, – да чего тут понимать. Я бы на твоём месте, наверно, тоже не поверил. Иди, гуляй. Свободен. Пользуйся благами своего капитализма. Хотя, – широким жестом обвел стол со стоящими кружками, – я не против, мы можем продолжить. А поговорим о чем нибудь нейтральном. О девочках, например. А? Они во все времена нашего брата интересовали. А я сейчас вокруг смотрю – одна краше другой! А?

И Борис легко хлопнул по плечу застывшего собеседника. Между тем Александр Иванович заёрзал на стуле и в его глазах что то разумное мелькнуло. Он оторвал руки от стула, локтями и всем корпусом лег на стол и тоже, как Борис, оглянулся вокруг. Потом почти шепотом спросил:

– А ты мне можешь показать свои деньги?

– Деньги?… А-а… могу! Конечно, могу, – хлопнул себя по лбу, – как я сразу не догадался?

Видно понял, в чём дело. Пересел на старое место и начал быстро и весело извлекать из карманов и сумки смятые купюры. Санек сначала молча смотрел на растущий ворох бумажек на столе.

– Во-от, а я то подумал, что мне показалось.

И стал выбирать из лежащих купюр бумажки с профилем вождя пролетариата. Они оказались в основном достоинством в двадцать пять рублей и пара десяток. Были и без профилей. Они сразу не бросились в глаза Саньку, а сейчас тоже легли в стопку, которую он откладывал в сторону. Здесь были пара пятерок, трояк и рубли.

– Новенькие. Только что напечатал, что ли? – он вертел в руках хрустящую, не успевшую помяться фиолетовую двадцатипятирублевку.

– Почему это, напечатал? Ты мне дело не шей, – Борис пальцем погрозил, – я ими вчера зарплату получил.